И все кругом поросло растительностью самых разных форм и размеров: Сергей знал, что мичуринцы испытывают особую провинциальную слабость. В выходной день себя показать и на других посмотреть на улицу Ленина выходил весь город. Наверное, трава подкараулила горожан именно в такой момент.
Через каких-нибудь полкилометра показался рынок, от которого остались одни развалины. Сергей повернул направо и побежал.
Родительский дом был разрушен, но не полностью. Крыша, конечно, рухнула – частично на сливовые деревца, росшие с правого бока, частично внутрь. Но сама коробка, уложенная из бревен, как встарь, выстояла.
И это давало надежду.
Он, еле сдерживая себя, как молния промчался по участку, лишь на задах увидев единственный, сиротливо жавшийся к забору, куст, напоминавший пион, но почему-то с листвой синего цвета и с цветком размером с хороший арбуз. Цветок испускал одуряющий аромат, и Сергей помчался в дом.
Алиса, Ульяна и Ратибор остались за забором, и он был благодарен им за это. Никакой помощи не требовалось, наоборот, любые взгляды, особенно сочувствующие, сейчас только мешали.
Дома все было так, будто родители покинули его совсем недавно. Идеальный, насколько это возможно порядок – мамин пунктик, никаких следов борьбы. Гостиная, например, вообще не пострадала, даже гжельские безделушки кое-где висели на стенах. То же самое было в кухне, а вот спальня оказалась завалена рухнувшей внутрь дома крышей.
– Сергей, ну что там? – раздался с улицы крик его подруги. – Тут даже трава, по-моему, волнуется!
Сергей ничего не ответил, методично продолжая обшаривать комнаты. И когда уже почти отчаялся, обнаружил в закутке под лестницей, ведущей на второй этаж, листок бумаги. Он был небольшой, наспех вырванный из блокнота.
«Сережа, мы живы. Трава боится холода. Уходим на юг, в горы. Место знаешь. У нас есть что рассказать. До встречи. Целуем. Папа, мама».
Фразы были короткие и почерк быстрый, однако было не похоже, что записка писалась, что называется, под угрозой расстрела. Сергей дочитал до конца и без сил опустился на пол. А губы сами собой растянулись в торжествующую улыбку.
Живы! Не превратились в цветы! Не убиты шайками бандитов! Живы! Теперь и самому можно было начинать жить!
Известное ему место было в Приэльбрусье. Практически рядом с первой станцией канатной дороги стояла небольшая гостиница, которую родители любили и в которой часто останавливались, если приезжали в долину реки Баксан покататься на лыжах и побродить по окрестным ущельям.
Скорее всего, трава добралась и туда, но папа и мама вполне могли оставить весточку – где их искать дальше. Сергей понял, что возможно придется подниматься до станции «Бочки», которая находилась на высоте без малого четырех километров, и где даже летом лежал снег. Трава туда точно не полезет!
Оставалось только выжить, чтобы дойти. А это было непросто – он понимал, что бросать начатое дело на половине пути нельзя. Раз возникла мысль, что случайно подвернувшиеся корешки необходимы Великому Корню, значит их надо отдать. Хуже, по крайней мере, точно не будет.
Он еще раз прочитал записку, а затем аккуратно сложил ее и спрятал в карман.
– Ну что, Сергей? Как родители? Живы? – набросилась на него вся компания. Даже Ульяна, несмотря на свое бравирование безразличием ко всем остальным, подошла поинтересоваться.
Сергей улыбался во весь рот так, что всем сразу всё стало понятно.
– Живы!
Он аккуратно достал из кармана записку и перечитал.
– Это отлично! – резюмировал Ратибор, заразившись хорошим настроением Сергея. – Молодцы они у тебя, зараз мисто уразумели, где надо спасаться!
– Да, молодцы! – согласился Сергей. – Хм, вон даже трава радуется!
Ждущие в паре десятков метров сорняки после того как он прочитал записку, начали усиленно шелестеть своими листьями, то удлиняя их метров на пять, то втягивая обратно.
Алиса передернула плечами.
– Как-то мне боязно от такого веселья! Что теперь делать будем? Ты пойдешь на юг, в горы?
– Не сейчас, – махнул рукой Сергей, который после получения хороших новостей постепенно становился самим собой, решительным и одновременно рассудительным человеком, стремящимся доводить каждое начатое дело до конца. – Я больше всего боялся, что этот мокришник-переросток до них добрался. Но раз нет, значит можно и наши общие дела сначала решить. А потом – да, в горы! И с Алисенком мы хотели ее родителей искать!
Он достал разноцветные корешки, которые были ощутимо теплыми, и подкинул их на ладони.
– А пока надо вернуть это Великому Корню! Если они помогут остановить войну, то задержка того стоит.
– А если нет? – засомневалась Ульяна. – Ты что, хочешь, чтобы нас всех семечками перещелкали?
Сергей отрицательно мотнул головой.
– Я – нет! Это, – он подкинул корешки на ладони, – связь. Они нужны траве и, значит, нужны корню, а то бы сорняк нас так не охранял. А убил бы сразу и взял их себе. А значит, нужно попробовать отдать их так, чтобы можно было ставить условия.
– Ничего себе ты замахнулся! – рассердилась Ульяна. – А если…
– Ты не разумеешь, ПэЖэ! – зло бросил Рат. – Нас, землян, может и осталось здесь, да у нас несколько тысяч, а ты продолжаешь думать только о себе!
Он пошарил по карманам, достал из пачки толстую сигарету и закурил.
– Пора уже думы думать за все человечество! И пожертвовать собой, если надо!
Ульяна покраснела от обиды, а затем набросилась на Ратибора.