И расстояние – рядом со звездой отсутствовали любые масштабные ориентиры и было невозможно понять как далеко находится поверхность светила.
– Пятнадцать тысяч километров, – раздался в голове женский голос. Это проснулся компьютер корабля, моментально подстроившийся к единицам измерения длины землян. – Входим в хромосферу.
Распределение температуры в атмосфере звезды было зеркальным – самой горячей была плазма солнечной короны, где значения достигали 1—2 миллионов градусов Кельвина за счет энергии электрических токов, возникших в результате перемещения мощных магнитных полей. По мере продвижения вглубь температура падала на несколько порядков, не плавно, а несколькими резкими скачками.
Ратибор поежился, когда обшивкой корабля, ставшей на мгновение собственной кожей, почувствовал как буквально на протяжении полутора десятков километров по мере погружения в хромосферу температура снизилась почти в сто раз и стабилизировалась на отметке в несколько десятков тысяч Кельвинов.
– Перун-Вседержитель, Рат, смотри! – вскрикнула Уля.
Раскрывающаяся перед их глазами картина была… была…
– Фантастической? – подумал Рат. – Нет, какая же это фантастика! Самая что ни на есть реальность. Просто ее еще никто из живущих землян не наблюдал. По крайней мере с такого расстояния.
Это была самая настоящая сказка. Грозная и величественная. И он со своей любимой был ее участником.
Внизу горела гигантская степь. Исполинские струи газа – факелы, действительно напоминающие стебли травы разного размера, поднимались из глубины хромосферы. Медленно колеблясь и сгибаясь под воздействием разности давления и температур плазмы, они и создавали гнетущее впечатление гигантского пожара, который ничто не способно потушить.
Рубка наполнилась приглушенным ревом разной тональности и длины – вступил в игру оркестр, играющий для двух слушателей прекрасную и грозную мелодию звездных недр.
Нет, все-таки для трех. Ратибор почувствовал как регистрирует звуки компьютер корабля, одновременно почти как разумное существо сомневаясь – стоит ли идти дальше.
– Это спикулы, – произнесла Ульяна. – Горящий газ вырывается из глубин и формируется под давлением в такие волокна. Я бы лучше их не касалась – они плотнее, чем кажутся на первый взгляд.
– А почему они наклонные?
– Стонут под гнетом! – нервно фыркнула девушка. – Тебе действительно интересно?
Воин кивнул.
– Конечно! А откуда ты все это ведаешь?
– Я в детстве ужасно интересовалась астрономией, особенно после того как у одноклассника, как сейчас помню – Сережка Майоров его звали, в двадцатикратную трубу увидела кольца у Сатурна.
– Что, прямо так и узреть можно? – не поверил Ратибор.
– Ну не явно, конечно, но видно, что у планеты ободок посередине. А потом уже стала книжки читать, позже – на сайтах профильных во Всекомсети регистрироваться…
– Чего-ж тебя тогда в живопыты-то занесло? – удивился воин.
– А и сама не знаю! – развела руками девушка и так у нее это уютно получилось, находясь в объятиях Ратибора, что тот глубоко вздохнул и на мгновение зарылся лицом в ее волосы.
Затем он мягко, но уверенно положил руки на пульт, чувствуя встречную вибрацию электронных импульсов искусственного корабельного мозга.
– Мы пойдем вниз. Я знаю – ты сможешь. Это надо нам, чтобы проверить себя. Это и тебе надо – чтобы поверить в себя.
И корабль понял! Он клюнул носом и, обойдя одну из спикул, которая была восходящим со скоростью около 20 километров в секунду потоком раскаленного газа, направился вниз. В фотосферу.
Этот слой был самым тонким и самым холодным из всей звездной атмосферы. Однако узкая полоска толщиной около 200—300 километров и температурой от 4000 в верхней части до 8—10 тысяч Кельвинов в глубине являлась основным источником света и тепла звезды. А кроме этого, обладая наибольшей плотностью из всех слоев атмосферы светила, именно она отвечала за видимые стороннему наблюдателю границы светила.
Гранулярная структура поверхности хромосферы, проступающая сквозь лес наклоненных спикул, на самом деле была ничем иным как проявлением сильнейших конвективных процессов. Или, если по-простому, восходящих потоков вещества. И поэтому напоминала…
– Рисовую кашу! – закончила Ульяна мысль воина. – Знаешь, когда горшок на огне варится, она очень похоже кипит. Только она белая, конечно…
Цвет гранул даже сквозь светофильтры иллюминаторов был обжигающе золотым, резко контрастируя с прогалами буро-красного пространства между ними. И вся эта каша, варившаяся в исполинской звездной кастрюле, жила. Да еще как!
Гранула-пузырь прямо под ними лопнула, отчего корабль сначала заметался в вихрях возникших плазменных течений, а затем оказался прямо в эпицентре мгновенно выросшего факельного поля.
В уши толкнулся звук – неритмичное хрипящее булькание, отголоски взрывов, то близких, то далеких, и сипящий низкий высвист, напоминающий чей-то протяжный сожалеющий вздох.
– Рат, что это? – испуганно поинтересовалась Ульяна. – Кто это? Я боюсь! Давай наверх, а? Не хочу дальше!
Воин замотал головой:
– Не знаю, Уля. Ничего не знаю. Не бойся!
Ульяна диким взглядом посмотрела на воина, и тот понял, что сейчас начнется. И оказался прав.
– Ты… Вы с кораблем совсем с ума сошли! – закричала девушка. – А я еще пожить хочу, мне детей родить хочется, от тебя между прочим, дурачок, а ты лезешь в этот ад! Совсем одурел!